«НОВЫЙ СВЕТ» ФЁДОРА ПОДШИВАЛОВА
25 июля 1830 года граф А. Х. Бенкендорф представил императору Николаю Первому доклад о лично им произведенном расследовании. «Считая себя вдохновенным свыше, подследственный говорит смело и без малейшей застенчивости о своем плане. Он отвергает Христа Спасителя, предлагает уничтожение веры христианской, расстраивает все связи гражданские и проповедует свободу состояний. Полагая, что свободное обращение подобного человека между простолюдинами не может не подать поводу к различным соблазнам, осмеливаюсь испрашивать высочайшего повеления на помещение его в какой-либо отдаленный монастырь под особое наблюдение местного духовного начальства, которому и поставить в обязанность обратить его благоразумными увещаниями на спасительный путь религии».
Царь, подумавши два дня, повелел: «Поместить в Соловецком монастыре под наблюдением духовного начальства». Начальству же этому приказано было рапортовать об успехах «увещания» не куда-нибудь, а в Святейший Синод, и делать это раз в три месяца.
Кто же этот неведомый богоборец, потрясатель устоев и возмутитель спокойствия? Декабрист? Вождь крестьянского восстания? Видный религиозный деятель, впавший в ересь? Нет, всего лишь крепостной повар князя Лобанова-Ростовского 36-летний Федор Подшивалов.
Свету в своей жизни не видел Федор с рождения. Отца его забрили в солдаты, и тот сгинул на царской службе. Мать побиралась на дороге до тех пор, пока хозяйственный мужик Иван Подшивалов не взял нищенку в работницы, а вскоре стал жить с ней, как теперь это называется, в гражданском браке. Малыш Федор получил фамилию приемного отца. Иван Подшивалов держал питейный дом в одном из сел в Смоленской губернии и расплачивался с помещиками звонкой монетой, но, когда семья выросла (родилось еще пятеро детей), денег стало не хватать. Приказчик нещадно избивал Подшивалова розгами, батогами, кнутом, и от этих побоев мужик слег в чахотке и помер. Федор, как старший в семье, был на десятом году жизни отдан на ткацкую фабрику, где и провкалывал пять лет, постоянно голодный и избиваемый, харкающий кровью. Наконец, счастье улыбнулось подростку. Видя, что на фабрике он скоро умрет, хозяин отпустил его в Петербург учиться поварскому делу. За год Федор одолел эту науку, и начали его передавать из рук в руки как ценного специалиста. Сначала он служил у итальянца Деликатти, жена которого мамзель Тереза ежедневно и совсем неделикатно лупила повара ручкой ножа, кочергой и другими инструментами. Затем отдали на два года графу Панину. Потом продали графине-старушке Салтыковой, потом - князю Гагарину, потом – лейб-драгунскому офицеру Трейлебену. . .
Надо отметить, что господа иногда выезжали за границу полечиться и попутешествовать – и, конечно, брали с собой повара: как же без него? Где уж набрался Федор грамоты – неизвестно, но только, как он сам потом показывал на допросе, «всегда оставался виноват за чтение книг», то есть бит. Доподлинно известно, что прочёл Федор «Потерянный рай» Джона Мильтона и очень любил цитировать басни Ивана Андреевича Крылова. Но этими произведениями круг чтения крепостного повара не ограничивался. Повидать-то ему довелось много. Бывал он с господами во Франции, в Германии, в Швейцарии. Очевидно, живя в Париже, ознакомился Подшивалов в подлиннике, то есть прочел на французском языке труды просветителей-энциклопедистов. Размышляя о загробной жизни, Федор лелеет надежду попасть после смерти в ад, чтобы встретить там «господина Вольтера и всю его братию». «Я надеюсь, - пишет он в своем дневнике, - что нам скучно не будет, они же тамошние давние жители».
Так или иначе, стал Федор втихаря не только почитывать, но и пописывать. Вот что он пишет, проанализировав свой жизненный путь: «Это откудова еще глупость взята продавать и покупать подобных тварей самих себя? Откудова этот манер взяли? Должно быть от Иосифовых братьев, которые продали брата своего в Египет. Так есть еще другой пример, когда Иуда Искариотский запродал Иисуса на мучение. Вот и господа в таком случае играют роль Иуды». Знали бы все эти Лобановы, Панины, Гагарины, Потемкины и Долгорукие, о чем по ночам пишет их повар.
В 1828 году началась русско-турецкая война, и Подшивалов вместе со своим хозяином Лобановым-Ростовским оказался в армии. Насмотрелся он и на солдат, мрущих, как мухи, за Бога, Царя и Отечество от пуль, голода и эпидемий, и на господ офицеров. «За какую мы веру и Отечество должны кровь проливать? – вопрошает Федор самого себя. – Верно, за то, чтобы по возвращению с битвы за Отечество вздыхать и рыдать, глядя на своих соотечественников, на ихнюю губительную жизнь, какую они терпят на барщине!» Не обошел Федор вниманием и офицеров. «Среди теперешних наших природных благородиев нередко случается, что происходит какой-нибудь глупец или совсем дурак, только и превозносится своим происхождением, а в поступках оказывает себя хуже простого солдата». Так вызревали в голове Подшивалова уравнительные идеи.
На фронте князь Лобанов приболел, а по другим источникам был ранен, и Федор спас ему жизнь. Он бережно ухаживал за хозяином, и расчувствовавшийся барин пообещал дать ему вольную, но, приехав в Париж и поправившись, господин передумал и решил отдать своего спасителя учиться делать пирожные. Обманутый Подшивалов нагрубил князю и пошел во французскую полицию просить политического убежища. Кто знает, как сложилась бы его судьба, если бы ему удалось стать «невозвращенцем». Скорее всего, полиция свободной Франции выдала бы его хозяину, но до полиции Федор не дошел. Убежденный космополит – гражданин мира, поклонник просветителей подумал, что он никогда уже не увидит родину. Он испытывал чувство, выраженное в песне современного рок-певца Юрия Шевчука: «Родина! Еду я на Родину! Пусть кричат «уродина», а она нам нравится, хоть и не красавица. . .» Любовь к России победила любовь к свободе. Подшивалов вернулся к князю, попросил прощения и был отправлен в Россию. Вернувшись в Петербург, он заболел от огорчения. Жизнь в неволе стала для него невыносимой. Еле выходили его в больнице, и нанялся он опять на кухню, на сей раз к полковнику Захоржевскому, отрабатывать своему князю оброк.
Он уже не мог держать свои мысли в себе, ему необходимо было с кем-нибудь поделиться. И Подшивалов нашел, наконец, слушателей и собеседников. Это были крепостные графа Румянцева – повар Леонтий Дмитриев и официант Григорий Иванов, крепостной повар графа Кушелева Яков, дворовый человек князя Лобанова-Ростовского Александр и другие. Скептик Дмитриев называл Подшивалова сумасшедшим и очень беспокоился за безопасность приятеля, другие же близко к сердцу приняли его речи. Яков говорил, что после разговоров с Подшиваловым « почувствовал благодать Божию». Короче, Подшивалов занялся пропагандой среди крепостных. Однажды, после очередного разговора, Подшивалову приснился сон. Он увидел себя вознесённым на небо, и чей-то голос сказал ему: «Здесь пребывает свет чистый и праведный». Голос назвал его посланником Божиим Фёдором, который должен просветить людей, написать книгу. Он видел себя на острове, превращённом в тюрьму посреди бескрайнего моря, на котором слышны только стоны рабов и звон цепей. Он зашёл на фабрику-темницу и начал крушить кости тюремщикам и рвать цепи. Он увидел на мостовой гигантское одушевлённое дерево, которое просило предать его смерти, а рядом сквозь булыжник пробивалось молодое деревце – новое учение, которому суждено овладеть умами всех людей, живущих на Земле.
Фёдор понял, что в прежнем мире – «Старом свете» - нет свободы человеку. Он взялся за перо и с небывалым душевным подъёмом написал книгу «Новый свет и законы его». Книга была начата 6 мая 1830 года и окончена 24 июня того же года. «Старый свет» должно сломать до основания, а затем построить новый мир свободы, равенства и братства. Как видим, эти мысли приходили в головы не только кабинетных теоретиков, как пытаются уверить нас ныне.
Не знаю, читал ли Подшивалов знаменитые утопии Мора и Кампанеллы, но ясно одно – его утопия в корне отличается от предыдущих. Те основаны на государственном принципе, на принуждении, Мор даже сохраняет в своем светлом будущем институт рабства. Подшивалов же отвергает всякое насилие и низводит к минимуму роль государства. В его «Новом свете» жизнь основана на самоуправлении людей, занимающихся свободным трудом. Представители народа вырабатывают законы, царь же (если таковой остается) только утверждает эти законы, санкционирует. Угнетения человека человеком нет – «всякий уволен будет от своего господина и всякий будет сам себе господин» . Крестьяне освобождаются с землей, и земля разделена поровну. «И всякий из них, владеющий землей, может управлять ею, как ему заблагорассудится» . Даже помещики не являются исключением, они тоже получают свой клок земли и могут прокормить себя сами. «Не обработавши земли и не посеявши семян, не будет и хлеба, и с голоду помрешь» . «Нужно, чтобы никто не надеялся на ад и рай и всякий бы трудился и работал сам на себя. А в долг больше не верить никому, потому что на том свете оплаты никакой никому не будет».
В «Новом свете» нет никаких сословных привилегий, кроме права наследования царского трона, имеющего символическое значение (своеобразный английский вариант монархии – царь царствует, но не правит). Если солдат может быть генералом, он им и будет, а если генерал – тупица, то будет «прохвостом» – чистильщиком нужников. «Посланник Божий Федор» Подшивалов много внимания уделял религии. Он объявил христианство ложным учением, а Христа – врагом рода человеческого. «Все наши законы взяты от Иисуса Христа, ибо они основаны на мучении». Таков вывод пророка-богоборца.
«Какими я должен почитать родителей своих? Не иначе, как медведями и извергами детей своих, ибо они сызмальства вколачивали нам в голову такую чепуху, что есть сатана, который будет нас варить в котлах. За что же, спроси? Чтобы повиновались здесь своим господам, которые и на этом свете не забывают нас потчевать дубиною! Это для того еще было сказано, чтоб удобнее всякого, в Христа верующего, привести к повиновению господам, и чтоб они (крестьяне. – И. П.) без всякого упорства мучались. Для чего так чудесно родился Христос? Для того только, чтобы быть мучиму и распяту, и чтобы весь род человеческий пострадал, подобно ему. Только он мучался, может быть, 12 часов, а весь род человеческий должен мучим быть 1829 лет и семь месяцев. Хорошо же он над нами подшутил! Мучитель, долго ли еще будешь путать род человеческий в своих сетях и еще будешь их слепить, как лягушек болотных?»
Подшивалов призывал угнетенных не надеяться ни на Бога, ни на черта, а только лишь на самих себя. Он отрицал загробную жизнь и бессмертие души. «А душа во время твоего последнего издыхания останется в воздухе и превратится в ничто» . Он отрицал христианское всепрощение, как вредное для человеческого достоинства. «Мы не должны терпеть от равного себе какой-нибудь обиды. Когда кто тебя ударит в ланиту занапрасно, тут не оставляй должникам нашим, а отдай ему такожды, как он тебе. Если кто кого на этом свете лишит жизни, то есть убьет или другим каким образом умертвит, такожды и сам заплатить должен» . Библейского Ноя Подшивалов ругает «хмельным стариком», а Иисус для него не Бог, а историческая личность – обманщик и злодей.
В «Новом свете» исчезнут пороки. «Как только избавится народ от терпимого им ига, тогда никто не должен будет лгать, ибо в том никому нужды не будет. Все равны и подобны друг другу, как братья родные. Если ты столько самолюбив и желаешь, чтоб тебе поклонялись, обрати на себя их внимание твоими хорошими качествами, хорошими наставлениями, полезными советами, ибо насильно заставить любить и почитать себя никак не можно, даже сама натура тому противится».
Федор Подшивалов был против насильственного изменения жизни. «Только прошу вас моим Богом, равно и вашим, не бунтоваться». В море крови, которое прольётся в результате бунта, «рыбе хорошей водиться никак не можно». Отчего эта вода красна и солона, отчего мутна? От непросвещения, говорит Подшивалов. Нужно обрести «свободу внутреннюю и душевную» и перестать подчиняться своим господам, всем перестать на них работать. Так, за несколько десятилетий до европейских анархо-синдикалистов русский крестьянин Федор Подшивалов выдвинул идею всеобщей забастовки.
Интересно, что никто из слушателей Подшивалова не донес на него. Он сам на себя донес. В мае-июне 1930 года Подшивалов пишет Николаю Первому одно за другим три письма, в которых излагает мысли о путях переустройства жизни и предупреждает царя: «Если ты за благо не сочтешь мое уведомление, то тогда – прощай, плотина, и с мельником, на печи лежащим, - все потрет и поломает. Тогда и мельник хватится, да поздно уже будет». Под мельником Подшивалов подразумевал царя, а под водой, прорывающей плотину, - народное восстание. Он пишет на конвертах свой адрес и ждет: «Пришли, Государь, за мной!» Сам же предчувствует кару и готов к ней: «Я знаю наперед, что не простят, а осудят на вечное мучение».
Вот о каком человеке докладывал Бенкендорф царю. Федора Подшивалова сослали в Соловецкий монастырь, где он провел девять лет. Местный архимандрит много сил потратил на его «увещание» и несколько раз уж было добивался раскаяния, но «оный Подшивалов», раскаявшись, снова начинал говорить «нелепости о бедствиях рода человеческого и в особенности страждущих от деспотизма». В Соловках Подшивалов познакомился и подружился с другими политзаключенными – участниками подпольного кружка братьев Критских – студентами Московского университета Михаилом Критским и Николаем Поповым, под влиянием идей декабристов стремившимися уничтожить царскую семью и установить демократическое правление. Их процесс состоялся в 1827 году. Сам Подшивалов в декабре 1825 года находился в Петербурге и был свидетелем восстания на Сенатской площади.
Наконец, в 1839 году император Николай распорядился освободить Подшивалова из монастырской тюрьмы и вернуть владельцу. Но князь Лобанов-Ростовский наотрез отказался от такого «подарка» - он слишком хорошо знал своего повара и написал царю, что Подшивалов обязательно возьмется за свое и продолжит «развращать других крестьян». Царю не оставалось ничего другого, кроме как отправить Федора Подшивалова в Сибирь на вечное поселение. Следы его теряются.
Не знаю, где лежат твои кости, неугомонный вольнодумец, проповедник свободы и справедливости. Но чувствую в себе твой беспокойный дух!