Впервые в жизни довелось мне выбраться за бугор в 1997 году. Сколько ни приглашали меня западные собратья поучаствовать в какой-нибудь политической тусовке, ОВИР хранил молчание – нельзя тебя, братец, в Европу выпускать! И на сей раз чуть так же не получилась. Оказалось, что я восемь лет находился под судом за правозащитную деятельность в конце 80-х, уголовное дело давно похерили в архивах областной прокуратуры, но пока решения суда нет, заграница мне не положена. Но к тому времени я был уже не безработным неформалом, а журналистом со стажем работы в областной газете, ничего не задолжавшим новой власти. Наоборот, это она мне обязана. Поэтому после долгой нервотрепки мне удалось-таки выправить заграничный паспорт, и двинулся я к европейским анархистам и экологам на подмогу – я, мол, Котофей Иваныч, прибыл к вам воеводой из сибирских лесов.
Путь мой лежал через три границы. Уже в Бресте белорусские погранцы, увидев на моей шее знак Анархии, пытались провести воспитательную работу. Пришлось предъявлять не только загранпаспорт и официальное приглашение из Чехии, но и удостоверение журналиста. Границу пересекал вместе с польскими контрабандистами.
Не успели сесть в поезд, идущий в Варшаву, как в вагоне начался массовый стриптиз. Паны и пани быстро совлекали с себя одежды, под которыми оказалось множество пластиковых бутылок с контрабандным спиртом. Две дамы орлицами взлетели на багажные полки и, ловко орудуя отвертками, свинчивали плафоны на потолке, пропихивая бутылки со спиртом в плафонные отверстия специальными крючьями. Таможенники шли по вагону и поторапливали контрабандистов: «Быстрее поворачивайтесь, поезд отходит!» В первом же польском городе все повторилось в обратном порядке. Стройные мужчины и миниатюрные барышни превращались в грузных и слоноподобных, приклеивая бутылки скотчем к своим телам. Контрабандисты обоего пола не стеснялись обнажаться до трусов – видно было, что для них это привычная работа.
На сей раз долго задерживаться в Польше не пришлось – нужно было спешить в Чехию. Там, недалеко от города Темелин, возле атомной станции расположился международный экологический лагерь, куда меня и пригласили как представителя Сибири. Поэтому уже через сутки оказался я на польско-чешской границе и пересек ее пешком. Чешские пограничники не только не осмотрели содержимое моего рюкзака, но даже не удосужились ознакомиться с моими документами. Задали всего один вопрос: есть ли у меня деньги? Показав стодолларовую купюру, я получил штамп в загранпаспорте и потопал по трассе в пограничный поселок до ближайшей пивной. Много хорошего слышал я о чешском пиве и свидетельствую: не врет людская молва!
Вечером уже был в Праге. Ну и расстояния у них в Европе! Первое, что услышал в чешской столице, сойдя с автобуса, был родной русский мат. Мимо шли два «синяка», вид которых сразу напомнил мне родину. Где я, черт возьми?! Потом мне объяснили, что Прага буквально наводнена остарбайтерами и русским «быками» – бандитами. С «быками» я потом лично встречался.
Темелинская станция – настоящий монстр, восемнадцать километров по периметру. Пятый год чешская экологическая организация «Хнути Духа», что означает «Движение Радуги», собирала здесь народ со всего мира, требуя закрыть этот объект. В 1997-м в Темелин приехали шестьсот человек. Кого только здесь не было! Перед центральными воротами станции уселись на асфальт три буддийских монаха в желтых одеяниях и часами колотят в бубны, гипнотизируя полицейских. Впрочем, от такой музыки спать хочется не только полиции, но и нам.
На моей баррикаде в основном русские, украинцы, белорусы и чехи из Чешской Анархической Федерации (ЧАФ). Есть по-настоящему колоритные фигуры. Улыбчивый бородач в шубе по имени Леван – представитель Партии Зеленых Грузии. Видно, что он не всегда увлекался экологией, слишком много подробностей знает о боевой грузинской организации «Мхедриони», объявленной Шеварнадзе вне закона. Другой заметный парень – смуглолицый, толстогубый, волосы заплетены во множество косичек. Оказывается, родом он с Папуа-Новой Гвинеи, знает пять языков, но ни на одном из европейских не разговаривает. Из чехов выделяется молодой парень по имени Славик, он же Славомир Тесарек – лидер чешских анархистов. Как только я поднял над своей палаткой черно-красное знамя, он тут же подошел знакомиться.
К вечеру полил дождь, и трое суток толпа со всего света мокла под непрекращающимся ливнем. Ночами по рациям, которые были на каждой баррикаде, передавали, что на том или ином участке происходят аресты, полиция забирает экологов и увозит за шестьдесят километров – в Чешские Будейовицы. Но нас пока не трогали, и мы время от времени по очереди бегали в городок погреться в пивнушке.
Наконец, пришло сообщение о том, что в Богемии и Моравии происходит наводнение, равного которому не было в Европе за все столетие. Затоплены города, снесены деревни, погибли сотни людей, начало уже топить Польшу. Организаторы лагеря приняли решение прекратить блокаду станции и направить на ликвидацию последствий бедствия отряд добровольцев. Война закончилась, всем спасибо!
Как же так? Столько времени ехать из Сибири только для того, чтобы просидеть трое суток под дождем и вернуться домой? Не пойдет! Поговорил с чешскими анархами – им это тоже не по нутру. Поздно вечером на баррикаде прошло совещание. А на рассвете наш интернациональный отряд подошел к воротам станции. Там уже ждали. Усиленный бойцами спецподразделения полицейский кордон был наготове. Драка с «копами» в наши планы не входила – экологи не применяют насилия, но и уходить тоже нельзя. Выход найден. Мы со Славиком Тесареком приковываемся друг к другу наручниками и идем на сомкнутый строй полицейских. Следом, тоже сковавшись попарно, идут другие. Так поступали в Индии последователи Махатмы Ганди. Скованные руки означают, что мы не собираемся драться. Дойдя до полицейских, ложимся навзничь – в Чехии даже прикосновение к слуге закона уголовно наказуемо.
Я думал, что они с нами долго провозятся, но ошибся: нас не били дубинками, не топтали ногами, как это делается на моей родине, просто подняли. . . за уши и отнесли в полицейский автобус.Пока в порядок себя приводил, волосы с меня падали клочьями, словно с линяющего пса. Задержанных было около тридцати человек – пятеро русских, шесть украинцев, остальные – чехи. Надолго сохраню светлую память о чешской полиции! Улыбающийся офицер первым делом спросил, нет ли раненых. Осмотрев мое надорванное ухо, сказал, что медикаментов в участке нет, но в протоколе ухо будет зафиксировано.
Увезли в те самые Чешские Будейовицы, где в свое время бывал герой Гашека бравый солдат Швейк. Девчонки разместились на стульях, парни – на полу, всем хотелось спать. А через четыре часа после задержания каждому принесли по две сардельки и по два рогалика. В российских ментовках об этом даже мечтать невозможно! Когда привели к следователю, первое, что бросилось в глаза, - портрет улыбающегося Вацлава Гавела, бывшего политзаключенного, ставшего президентом Чехии. Приятно видеть своего человека вместо Железного Феликса. Чехов выпустили сразу после выписки штрафа, а украинцев увезли в Интерпол. Русских допрашивали в последнюю очередь. Я понял, что к нам в Чехии относятся лучше, чем к украинцам. Соседи редко любят друг друга. Полисмен чуть ли не извинялся за то, что вынужден выписать мне минимальный штраф в двести крон, который я к тому же могу не платить. Наша русская компания вышла на свободу.
-Ребята! Надо выручать хохлов. Айда в Интерпол!
В Интерполе нас встретили, как родных, завели в помещение и. . . захлопнули за моей спиной железную дверь.
- Ребята, то есть господа! – обратился я к людям в штатском. – Мы сюда сами пришли, добровольно, товарищей наших проведать.
- Здесь международная полиция, - кивает улыбчивый комиссар.
- Да пойми ты, нас же полицейские уже выпустили, мы сюда сами пришли! – пытаюсь я преодолеть языковой барьер.
- Здесь международная полиция! – улыбка превращается в оскал.
Опять я в «тигрятнике». Получается, что я сам себя Интерполу сдал. Снятие отпечатков пальцев и целых ладоней, снимки в фас и в профиль и штамп в паспорте о запрете пребывания в Чешской республике в течение года. Запортачивая мой паспорт, комиссар обратил внимание на прописку: «Иркутская область». «Это что, Сибирь?» – спросил он. Тут в его взгляде что-то изменилось. «Вы приехали издалека, - сказал комиссар. – Вряд ли вы сможете приехать сюда раньше, чем через год. Так что в июле следующего года – милости просим!»
Итак, на пятый день пребывания в Чехии я вылетел из этой замечательной страны за антигосударственную деятельность, и со мной еще десять славянских собратьев. Воспользовавшись наводнением, я провел в Чехии еще четыре дня вместо отпущенных мне на выезд 48 часов. Ходил по Праге, стараясь зайти в каждую пивную, но это оказалось невозможно. Нужно было быстрее выбираться из страны, и поскольку пути на Словакию уже залило, пришлось возвращаться в Польшу. Польские прикордонники, увидев мой испоганенный паспорт, насторожились: - За что выслан?
- За антигосударственную деятельность.
- А в Польшу зачем едешь?
На польско-украинской границе рослый хохол-пограничник равнодушно откидывал паспорта, украшенные трезубцем – вокзал был забит украинскими «челноками». Увидев мой серпастый-молоткастый, нахмурился, развернул, увидел сибирскую прописку и присвистнул:
- Ты откуда взялся, бродяга?
- Из Сибири.
- А куда ж едешь?
- В Сибирь.
Прямо как в фильме «Начальник Чукотки».